Сказка о...
Сначала я хотел написать сказку об опаловом драконе. Потом сказку о Санчо Пансе, доблестном рыцаре из Ламанчи. Потом сказку об Иване-дуалькé и свето-теневом волкé. Потом о спящем принце и семи мытарях.
Написал об Иване-праневиче.
Сказка о…, да в ней намёк, добрым му… и … цам урок.
Жили были Сам с Самою, и было у них 3 сына. Младший был дурак и мыслил
по-дуалистически. Достиг в этом совершенства и канул в Лету. «Иван-дуальк, жил
как дуальк, и помер по-дуалистически», – писало об этом одно сказочно-сетевое
издание.
Средним был Кокалай Сахаридзе. Выдающихся конечностей человек. Он был не настоящий сын, а премиальный, поэтому о нем рассказывать не будем. Видели его только по большим праздникам, да и то в гриме. Да и чем танцор хороший в хозяйстве пригодиться может?
А старшим был Иван-праневич. Прозвали его так, потому что много спал и во время сна питался праной, по преимуществу. Прана входила в него литрами, а выходила кубическими дециметрами, ну и звук при этом был соответствующий. Говорили ему подруги «Чё храпишь как сивый мерин?» А что мог Иван Праневич им ответить? Сам-то он (в качестве местоимения, а не наследника) этого не слышал. Спящий-то человек разве за себя в ответе?
И было у Самих-то стадо крокодилье – все как на подбор, красавцы: пасти красные, зубы белые, панцирь золотой. Это, значит, ферма у них была крокодилья – сумки делали из кожи – дорогушшие – сапоги, кошельки и майки. Майки из крокодильей кожи вообще хитом были. Никто такого в Царстве Трех Измерений Государстве Девяти Знамений не делал.
Да беда приключилась – повадился кот крокодилов портить, то поцарапает, то обоссыт. А какая же из ссаной кожи майка? Только для Дома Мод и годится, на любителя, то есть.
Ну вот и решили они, что будет Иван-праневич крокодилью ферму сторожить, супостата поимает, значит, и изничтожит.
В первую ночь зассснул Иван-праневич. Не укараулил трёх крокодилов. Во вторую ночь Иван-праневич зассснул – девять крокодилов не досчитались. Разозлился тогда Шискаридзе, кричит, бровь черную лохматит: «Если ты, Иван-праневич, не убережешь стадо, то я из твоей кожи начну майки делать!» Как сторожить – так у него руки коротки (поистине выдающихся конечностей человек был), а как валюту кушать – тут как тут. Впрочем, незлобив был наш Иван-праневич, надо так надо. Запасся он праной-матушкой – литра три припас – и заступил на вахту. Сидит, прану потягивает и в ус прану не дует.
И вот приключилася полночь, чего отродясь в тех краях не бывало. Послышался свист подозрительный, молвь, топ, гвалт, шумь и свет откуда ни возьмись рассиялся. Смотрит Иван Праневич, и понять не может: вроде как что-то черненькое белеется… А вроде как, наоборот, беленькое чернеется.
А был это Волк-Шестимер, Его Сиятельство Божественная Тень. Зверь диковинный, нездешний. А вовсе не кот, как Сам с Самою думали.
Иногда зверь этот выглядел трехмерным, как все в Царстве Трех Измерений Государстве Девяти Знамений, а иногда двумерным. В основе сего феномена лежал не эллипс (недостаток), а гипербола (избыток) его пространственно-координатной организации. На самом деле он был шестимерным (ну и время, время, конечно – семимерный хронотоп непрост для постижения трехмерно-временных существ). И именно способность действовать в измерениях с четвертого по шестое позволяла ему прятать в них один из привычных людям линейных параметров. Как если бы поставленный на ребро лист бумаги двумерным жителям перпендикулярной к нему плоскости воспринимался бы тонкой словно волос линией. Квадрат Малевича – вид сбоку.
Но и плоской тварью Серый волк был виден не всегда. Собственно, даже в этом случае, была видна только его светотеневая сторона, которая, если судить по названию, была на грани между светом и тенью.
Световая же сторона его не была видна никогда, так как сливалась со светом, а теневая – сливалась с тьмой. Поэтому свои линейные размеры он инстинктивно подставлял то свету, то тьме – и из-за этого большую часть времени был невидим. И только при определенной точке зрения его присутствие можно было уловить – как игру светотени. Но миг сей был мимолетен, а точка зрения исключительна. Излишне уточнять, что свето-теневой его бочок был невзрачно серым. Так в сказках трех измерений его и называли – Серый Волк. Он не обижался, а может и обижался, но обиженным, во всяком случае, его никто не видел.
Мы немного отвлеклись, воспользовавшись замешательством нашего героя. А тем временем Иван-праневич опомнился, и давай за Шерстимерным гоняться. Да разве ж его, многомерного, поймаешь, ты его за хвост, а хвост в воздухе растворяется, ты его за ж… за жабры, а жабры сквозь ладонь проходят. А то спрячется Его Светлость прямиком в сознании охотника - и заблудится тот в трех виртуальных соснах собственных проекций. А то обернется Божественная Тень девицей красной. Пока ловец в себя приходит, глядь, а уж и старость наступила. Трудно, в общем, с этими зверюгами иномерными! Но непрост был наш Праневич, ох не прост, хотя может и не так сложен. Дыхнул он на Серого праными испарениями - помутились тут у волка все его шесть измерений, включая время, выпал он в трехмерность слизняком банально-пиксельным, тут-то и схватил его Праневич за я… за язык. За язык, за клык, да за выпирающий кадык.
| – | А, попался, супостат, мембранный! – не нашел иного слова добрый молодец. |
И взмолился тут Шестимерный человечьим голосом:
| – | Не пей меня, Иван-праневич, я буду тебе службой верной служить. Сам видишь, многое могу, а чего не могу, о том сам не ведаю. Только пощади, дай вздохнуть эфиром мировым, Плерому мировую на прощание ощутить, да солнцезайчатинки отведать.
|
| – | Больно нужно мне тебя, тварь многомерную пить, – так, чай, и отравиться можно, – не нашел других слов Иван-праневич (а Волк подумал: «Можно, можно! Ох, не прост, видать, поиматель мой). Не нужна мне твоя служба. Иди себе со своим шестым миром. Но мне нужны гарантии, что не будешь ты крокодилов наших портить, нам они самим нужны. |
| – | Нннн… нельзя так. Или я тебе служу, или мне заказан путь в Мир Трех Измерений. Природа у нас, многомерных, –такая, извиняюсь, конвенциональная. |
| – | Ну, как хошь. Хошь служить – служи, только между ногами не путайся. А я спать пошел. Я и так тут с тобой полночи провози… – пал на полуслове сном Иван-праневич богатырским. Да не просто спит, а прано да румяно дышит: на один вдох три выдоха приходится. |
Опешил слегонца Его Светлость Божественная Тень. Не ожидал он как-то вот такого поворота. Но делать нечего, про общественный-то договор он правду сказал. Прилег своим пятым боком в ноги Праневича, да и отправился спать в четвертое измерение – зайцы солнечные там были зело калорийные.
Долго ль коротко ли, но вот так и жили они. Иван-праневич ночью храпит, а днем сопит. Ничего другого делать не приучен. А Волку скучно! Думал Шестимерный, думал, и придумал. Решил он Ваньке «любофф» найти. «Любофф, любофф, где ваша сладость, пройдет любофф, пройдет и младость».
Вот как-то в подходящий момент, Шестимерный говорит Ивану:
| – | Вань Ван Гог, а тебе сны-то сняться? |
| – | Отстань, Серый. Я снов не вижу. Мне прана сны застит. |
Волка аж передернуло, не любил он, когда его Серым называли. «Знали бы вы какими трансцендентными оттенками моя шерсть шестимерная лучится!» Но не сказал ничего Божественная Тень – не стал аферу знатную засвечивать.
| – | Ой, Вань Ван Дейк, а мне снился сон знатный. Али рассказать? А хочешь покажу? Я умею. Помнишь, Маньке в башку влез, так она как скакала по жнивью, что твоя козочка? |
| – | Ой, Ваша Светлость, кажи. Что за сон такой? |
И не успел договорить Праневич, как оказался во тереме расписном, красоты невиданной, пестроты несмотренной, ну вот как станции московского метро, только еще краше. И сидит на табурете Царевна-арьéвна и мамкам-нянькам рассказывает:
| – | Ой, мамки-няньки вы мои, али рассказать вам сон какой сегодня видела? |
| – | Расскажи, матушка, расскажи, дитятушко. |
И тогда спела им Царевна-арьéвна такую песню:
Как рассказать о том, что снится по ночам?
С чего начать? С начала?
Ночь печальная
деревьями качала,
Волнистых стекол оживляя тень…
Был смутен день
и точка пала
на окончание сомнительного дня –
Поток поднял,
сквозь потолок
несет меня!
Там небо ль, звезды,
сон,
мрак,
явь?
Или небыль – поздно,
правь не правь.
Напрасно прана прет
– принц сник.
И в танце странном
забился схим-
ник.
Никто не видит
дна бед,
обид,
Дым без завиток
вверх
сед летит
Сомнений слиток
мнет
сил полк
Запутан свиток,
узлами
вит
толк.
И оправданьем
сна
сонма лет
Прозрений тайных
яр
свят
свет!
Напрасны звуки
былых имен,
не ясны крюки
чужих знамен,
Немеют руки,
ум врет – вверх гой!
Не умер Уткин,
не нужен жен вой!
Над горризонтом
венцом царря,
Восходом солнца
горрит Зарря!
Тишина повисла в помещении, онемели тетушки, нянюшки, кумушки….
| – | Помилуй, матушка, – опомнилась одна, – да что ж за песня-то такая? Какой гой? Какой Уткин? Ты в своем уме ли, головой, болезная, не занеможила? |
| – | Ах, оставьте, Настасья Филипповна, что за тон, право? Нормальная я. Сон же это! Видела во сне, что сидит некто Иван-праневич, и такую песню орёт. Поэтому и гой у него еси, чай не красна девица!... Кто здесь? – внезапно воскликнула Арьевна, прервав льстивое хихиканье персонала. И уставилась прямо на Праневича! Вроде как смотрит прямо, а не видит. |
Молниеносно Его Светлость метнулся к окну, Праневича за шкирку – и были таковы… И глазом Иван не успел моргнуть, а сидит уж у себя в крокодильей конюшне.
| – | Что это было, Серый? |
| – | Ван Клиберн, сделай одолжение, не называй меня Серым? |
| – | Да ладно тебе. Что это было, я спрашиваю???!!! – не своим голосом завопил Праневич. Волка аж опять, как в тот раз помутило слегка, заискрил бенгальскими огнями. |
| – | Что, что… Сон, мрак, явь. Ясно же сказано. Влезли в чужой сон. Только и всего, делов-то. |
| – | Так, вот что, ваша Светлость, Серость, и прочая иномерская N-кость…. Никогда, слышишь, ты, скотина шерстяная, никогда так больше не делай, - озверел Иван, аж прана по углам рта брызжет. |
| – | Воля твоя, Иван-праневич. Не буду больше. Не сообразил, что для тебя это таким шоком окажется. |
| – | Серый, ну как можно, девушке в сон своими лапищами лезть? Не по-человечески это… Кому я говорю? |
Ухмыльнулся волк своим вечерним светом, ничего не ответил. Но понял, что удалась проказа его. Запала, знать, Арьевна Праневичу по самый гиппокамп, туды его в лимбическую силу.
| – | Слушай, Шестимерный, а как она нас увидела? Видать это не царевна, а какая-то хитра? |
| – | Ой, да не хитра, а Мудра она. Иваси-Лиса Мудра, видать мамаша ихние небесной танцовщицей были-с. И не увидела она нас, а почувствовала. Глаз пятимерных у нее нетути, а вот чувство многомерности с генами видать передалося. Вот она эпифизом и почувствовала. А я не предусмотрел этого. Но ты не кручинься, а лучше спать ложись, утро вечера мудренее, – ухмыльнулся Шерстимерный своими сумеречными копытами. |
…
Вот с того дня Царевича как подменили. Не ест, не пьет, не спит, не сидит. Ни в пиццерию, как говорится, ни в Красную Армию.
А Волк уж дальше EQ мутит:
| – | Что ты Иван-праневич, не весел, что ты головушку ниже… пояса повесил? |
| – | Как же мне не печалиться, Серый Волк (да что ж такое-то???). Видать не сносить мне головы, только про Мудру Лису и думаю, не идет она у меня из башки, как прописалась, Арьевна. |
| – | Э… нашел о чем печалиться. Это службишка, не служба – служба будет впереди. Дело трудное, не скрою, но могу помочь я горю. Надо к той Царевне в гости напроситься играть в кости. |
| – | Скажешь тоже. В гости. У неё вон терем какой, небось крокодильими майками на такое не заработаешь? |
| – | Много ты знаешь, чем царевны зарабатывают. Вань ван Бетховен, ну Шестимерный же я. Пойду к ней, попрошу, чтобы сама нас в райдер включила.
|
Задание первое. Спытанье смехом.
А Волк уж до того прослышал, что собирает Арьевна дрим-тим, джаз-банду, по-нашему. Хочет она мир своим искусством лисопения покорить. Ну и тиснул резюме через знакомую секретаршу, дескать есть криэйтор невьебенный (чё такое? Ну присказка такая у криэйторов), может слышали, обоссанными майками крокодильими торгует (нет не на Красной Площади), с самим Цискаридзе на дружеской ноге, да и с Самим в родстве, то ли племянником приходится… Шо вы говорите? Таки сын? Не знал, не знал… Вот ты ж поди ж как порода-то сказывается…
Короче, включили Праневича в кастинг. И выпало ему три дня на конкурсной основе счастья пытать. Ну Волк-то в ус не дует, чем рискует Шестимерный?
В первый день выходит, значит, наш Праневич, от смущения руки в пах зажал – стесняется, значит, того этого, в первый раз у него такое, на малиновом лице кистью Репина все написано.
| – | Здравствуй, Вассерлиса Мудра, – с поясным поклоном молвит Ваня. |
| – | И тебе привет, Перельманович, не была я никогда с игрунами в родстве. |
| – | Да я не в этом смысле, - совсем заколдобился горемычный. А Волк ему прямо в третье ухо шепчет: |
| – | Говори: «Спытай меня, Матушка-Арьевна, я у твоих ног, спасибо не говори, весь я твой с головы до пят, ниже травы тише воды, спытай меня, а я буйну голову свою в заклад даду…» |
| – | ААААА! Отстань Шестимерный! Что ты из меня идиота строишь? Я и сам с этим справляюсь пар екселанс. |
| – | Что-что, простите? – не расслышала Арьевна. |
| – | Да не, это я так. Сам с Собой, как говорится у нас Самовичей. Спытай, говорю…, тьфу, волчье племя…чё делать-то надо? |
| – | Ну так бы сразу и сказывали, а то морочите честной девушке голову. Слови ты мне оленя мясного, золоты рога серебряны копыта. Вот когда была дитём я малым, нянюшка мне песню эту пела. Засыпала я под песню крепко, чтобы снов не видеть непристойных. |
Осенью в дождливый серый день,
проскакал по городу олень.
Он летел над гулкой мостовой,
рыжим лесом, пущенной стрелой!
Вернись, МЯСНОЙ олень,
По моему хотению.
Умчи меня, олень,
В свою страну оленью.
Где сосны рвутся в небо,
Где быль живёт и небыль,
Умчи меня туда, МЯСНОЙ олень!
Он бежал и сильные рога,
задевали тучи-облака.
И казалось будто бы над ним,
становилось небо голубым!
Вернись, МЯСНОЙ олень,
По моему хотению.
Умчи меня, олень,
В свою страну оленью.
Где сосны рвутся в небо,
Где быль живёт и небыль,
Умчи меня туда, МЯСНОЙ олень!
Говорят чудес на свете нет
и дождями смыт оленя след.
Только знаю, он ко мне придёт,
если веришь, сказка оживёт!
За мной, МЯСНОЙ олень,
По моему хотению.
И мчит меня олень,
В свою…
| – | Браво! Браво! – это дворцовый персонал, специально обученный, овацию устроил. |
А Праневич наш, ни жив ни мертв, чисто Кот ученый Шредингера, ни слова не сказав, развернулся, и как, сам не помня, дотащился до Вашей Светлости Его Божественной Тени Шестимера Прекрасного.
| – | Что Иван-праневич, ты не весел, ниже... пояса голову повесил? |
| – | Как же мне не печалиться С… с… с… (нет!…нет!..) … сссветлый Волк? (?!) Велела мне Арьевна словить оленя мясного. А где этот олень, как его ловить, ума не приложу. Видать пристало время голову сложить младую в первый день. Я Санта Клаус что ли оленей всяких мучить? |
| – | Спокойно, Ваня, не трынди. Это службишка, не служба – служба будет впереди. Смотри сюда. В глаза смотреть! Вот. Так-то лучше. Спать ложись. Утро вечера мудренее, – ухмыльнулся серый светотеневым оскалом, который, собственно, только утром и вечером и был различим. При экстремальных временах суток его юмор казался непонятным. Такими характеристиками хронотопа проявлялась его мерностная асимметрия. |
Понимал Шестимерный, что Иван PRаневич был склонен к PRавомерным действиям, поэтому старался повернуться к нему своей световой стороной.
Теневая сторона на этот случай скромно оставалась в тени, как бы невзначай спонсируя теневую сторону экономики вопроса. Левая мерность верного слуги оставалась для Ивана невидимой. Откровенно говоря, и правая мерность была для него невидима, но серая ипостась искренне заверяла, что именно ей Иван был обязан всеми своими успехами. Именно ей, откровенно говоря... Праверить это наш Праневич был не в силах, поэтому предпочитал просто верить ветру на слово.
«Только утро розовым колором подсластило суть заборы гнуты», проснулся Иван, потянулся, праной ключевой умылся, а Волк его уж теребит, за ногу покусывает.
| – | Быстрей, Иван, быстрей, нам до полудня управиться надо. |
| – | Что, куда, почему до полудня? |
| – | Потому что смех полуденный самый полезный для оленьего организма. Есть у оленя мясного слабость одна – любит глупые шутки. Удастся тебе рассмешить его – пойдет за тобой что телок на привязи. А не удастся, упорхнет рогатый сивым мерином. Вот решение вопроса. |
| – | Анекдоты ему что ли рассказывать? Жил в лесу вежливый лось… |
| – | Фу, Ваня, что за пошлости? Думай, думай. Смех стихия праная, на выдохе рожденная. Тебе ли в смехе толк не знать? |
| – | Ржу-то я, знамо, классно. Но олень не конь, чай, ржать не умеет. Смех и юмор – разные стихии. Для юмора ум надобен. |
| – | Ой, Ваня, не смеши… В смысле, не глупи. Это не кот, не слон, не сова. Одно слово – олень! В общем, импровизируй. |
И очутились они в компьютерной игре «Герои 3». В лесном замке. А по лужайке вместо единорога – олень ходит. Грустный-прегрустный. Не олень, а ослик Иа, бесхвостый к тому же.
| – |
Доброе утро, Олень, – говорит Иван. |
| – |
Доброе утро, Пятачок, если оно, конечно, доброе. |
| – |
Тааак… Ты олень вообще? Скажи что-нибудь на оленьем. |
| – |
Очень смешно, ха-ха. Тебя, наверное, Арьевна прислала, любительница плоских шуток? |
| – |
Извини, не хотел обидеть. Она самая и прислала, образец возвышенного юмора, Арьевна Несмывавна. |
| – |
Ну здесь она, допустим, не виновата. Это автор у нас идиот. |
| – |
Ты тоже заметил, да? Но песню она знатную про тебя спевала. Вернись, МЯСНОЙ олень… |
| – |
МЯСНОЙ??? Хе-хе, смешно… Ну, скажем так, не плохо придумано? А что еще она пела? |
| – |
Ну, что пела?... |
Назаретом её не буди
На заре она сладко так спит
Утро дышит у ней на груди
Ярко пышет на ЛЯМКАХ ланит.
| – |
На чем, на лямках?? Ха-ха-ха… Я помню Пушкина упрекали, что нельзя говорить «По лону вод лебедь белая плывет», а он им отвечал, что, дескать, лоно – это грудь. Ха-ха-ха… |
У Ивана в голове громко думает Волк: «Не было такого у Пушкина! У него не
лебедь, а гусь! Да еще тяжелый, задумав плыть по лону вод, ступает бережно на лед. Евгений Онегин глава IV строфа XLII»
| – | Кто такой Пушкин? – подает реплику Иван. |
Волк в голове:
| – | Это из другого измерения, вы не знаете. |
| – | Ваша Светлость, не занудствуй, - вслух почему-то произносит Иван. |
| – | О, без церемоний, – это Олень подумал, что Иван его Светлостью назвал, – а что еще она пела? |
| – | Ну русскую народную пела: |
Ыт горнапо, ыт горнапо
Кая широ лица у
От бете ин ток ин дитхо
Ин тух пе, ин рица ку
| – | Что-что? ИНДИТХУ? Это как? |
| – | Ваша Простота, ну это слоги переставлены, не знали что ли? |
Ты, Подгорна, ты, Подгорна,
Широкая улица,
По тебе никто не ходит
Ни петух, ни курица
| – | Ха-ха-ха, не могу! Давай еще! |
| – | Ну что же вам еще? Ну вот был такой знаменитый экспромт композитора Сидельникова. Его спросили: как вам новый балет Глиэра «Красный мак»? А он отвечает: «Галет Блиэра «Мрасный Как». Ему же принадлежит «Человек – это звучит горько. Максим Гордый» и «Лжек Дондон» вместо Джек Лондон. |
| – | А кто такой Сидельников? – встревает Волк. |
| – | У-тю-тю, Ваша Светлость не знает? Я думал, ты все знаешь. Был такой композитор, музыку к радиоспектаклю по Маугли написал, на виниле… |
| – | Не стоит себя винить, молодой человек (опять не понял Олень), вы на удивление хорошо шутите. А можно еще какую-нибудь песню, переделанную? |
| – | Извольте: |
Изгиб гитарной жопы
Я обнимаю нежно…
| – | Все! Все! Пощади, боже, как же смешно. Ай да Ваня, ай да праный сын! Что там, говорите, НЕсмывавна видеть меня хотела? Ведите! Ведите к ней…Только пощадите, ха-ха-ха… |
| – | Придурок, – громко подумал Волк. |
А Арьевна оленя на ковер плюшевый поместила, видели, наверное. Так Праневич выполнил задание первое: спытанье смехом.
Художник: Никита Поздняков.
Задание второе. Спытанье свободой.
…Атланты держат небо, на каменных руках
| – | Вот про гитару круто было. |
| – | Да ладно… |
| – | Сдается мне, пригодится еще нам эта гитара в другом испытании. |
| – | Не знаю, тебе Шестимерному виднее. Я спать хочу. Пока |
| – | Пока-пока, гладь гитарные бока. Хахахаха, как Ока? |
На втором этапе матримониального кастинга последовало задание достать холодильных яблок. Может молодильных? Бросьте. Неужели вы верите в эти сказки? Холодильные! Кто их отведает – вечно молодым будет.
...
| – | Все, Серый, капец мне. Ума не приложу, где эти дебильные яблоки доставать! |
| – | Не дебильные, а молодиль… нет, да, холодильные. Ван Подован, не печалься, погоди. Это службишка, не служба, служба будет впереди. И не называй меня Серым |
| – | Да больно надо. |
| – | Больно и обидно, Ваня... Спать ложись. |
...
Горит Восток зарею новой, пора, красавица, пора, отрясая грезы ночи, где за тучею – гора.
| – | Здравствуй, друг фартовый, Волк. Хорошо-то как! Вставать не хочется. А можно палача на дом вызвать? |
| – | Почему же палача? Мы достанем калача. Едем мы на Север Дикий, где сияет Свет Великий. |
| – | Что за свет, Ваша Светлость? |
| – | Вот тот и свет, Ван Эйк. Для вас он свет, а для нас шестимерных, он земля родная. |
| – | Давай без постмодерна и вложенных контекстов? Кто, куда, зачем, когда? |
| – | Хе-хе, без контекстов. Как изволите понимать загадки Арьевны, – без контекстов лисий смех не светится? Где холодильное мы ищем? Где холодно. А холодно где? |
| – | В холодильнике? |
| – | Ну в каком холодильнике?! Хотя, да, в холодильнике. В большом советском холодильнике марки «Атлант» (был такой, в памяти народной). Мы едем на Север, благословенный крайний край Арь-Арктика. Характер у него нордический, а душа сияет. |
| – | Серый Волк (ПРаневич сделал вид, что не заметил, дымки на шерсти Светлейшего), а откуда ты все это знаешь? |
| – | Я, Иван-праневич, в детстве много научной фантастики читал, журнал «Техника молодежи», «Мир 2000 года», романы Ивана Ефремова, Александра Беляева, Виктора Колупаева. |
| – | А…Мне больше кино нравится смотреть. |
| – | Путешествие наше будет во многих смыслах необычным, – оставил без комментариев последнюю провокацию Шерстимер, – Ты же знаешь, как я обижался, когда ты меня Серым называл. Потому что не серый я вовсе. Ваше тримерное (ударение добавьте по вкусу) зрение не в состоянии увидеть мощь трансцендентных оттенков, которые уже даже и не цвет, а поющая энергия. Но есть место в вашем мире, где – в ничтожной мере, в мизерной – можно понять, о чем я говорю. Это место – северное сияние. Там энергия, сталкиваясь с плотной трехмерной материей слегка диффузирует в нее. Это трудно объяснить, потому что четвертое измерение не доступно языку трехмерности. Ну представь, что односторонняя лента Мебиуса имеет все же трехмерную структуру. Двигаясь все время по прямой, ты неожиданно обнаруживаешь, что идешь по «изнанке» мира. А трехмерное существо видит еще и трехмерную структуру ленты. Так и здесь – энергия пробивает крохотную брешь трехмерности. По-настоящему четвертое измерение ты не увидишь. Но хотя бы брешь пробъешь в своей трехмерной спеси. Ты готов? Мы выступа… |
На полуслове Иван вдруг понял, что не имеет под собой опоры, он будто падал. Но как падают во сне, не вниз, а «вверх» – можно было бы сказать, если бы в этом белом сияющем «нигде» были бы верх и низ.
| – | Живой? – поинтересовался Волк. |
| – | Уу, – только и смог выдавить из захваченного духом горла Ван. |
| – | Смотри! На меня! |
Иван смотрел, но не до конца понимал, что Волк имеет в виду. Самого Волка он по-прежнему не видел. Ну белое сияние, что аж в глазах рябит… Но вдруг он понял, что это не в глазах рябит, а будто кто-то на немыслимой скорости листает слои реальности. Вот как мультипликаторы спускают с пальца угол многолистного блокнота – и лошадка сучит ножками. Сейчас сучила ножками сама реальность. А волка он не видел, потому что смотрел в масштабах крупной собаки. Но волк множился без меры, как изображение в двух поставленных напротив друг друга зеркалах. Его цвет, да и не цвет, а сияние бесконечно мерцало, от желтого к фиолетовому, к красному, к зеленому. И любое движение головы Ивана как бы накладывалось на это бесконечное мерцание и порождало новые дополнительные ритмы. И это ошеломляло даже больше, чем новая безмерность волка, так как это была… музыка, но слышимая не ушами, а глазами. И даже не глазами, а чуть ли не самим мозгом. Как луч солнца отбивает ритмы между сосен, когда в окно плацкарта смотришь на скорости, как жужжание люминисцентных ламп, но не мертвенное, а наоборот, восхитительно приятное, как будто кисточкой гладили тыльную сторону сознания...
Иван очнулся, лежа на серебристой траве.
| – | Волк, душа-яблоко, ты прости, что я тебе не верил, думал ты так, трепло-нарцисс, а ты правда Сиятельство. |
| – | Да. Сиятельство. И это ты в дверной глазок увидел мир четвертого, энергетического измерения. А есть еще пятое – пространственное, и шестое безмерное – его я именую Тень. Там вообще глаза не нужны. Черную дыру глазами не увидеть. |
Волк задумался, глядя куда-то вбок, его светотеневой бочок еще слегка вибрировал, но как тени на ночном стекле, оживляя его волнистую поверхность.
| – | Ладно. Хватит спецэффектов. Не будем лытать, пора дела пытать. Вон, видишь шалаш? Это наш. Живет там Атлант, и умница, и франт. Небо собой держит, зла ни на кого не держит. Иди, пытай его. |
| – | Спасибо, Волк… Мне кажется я теперь вообще не смогу с тобой разговаривать. Ты такой… А я такой… |
| – | Привыкнешь. Пустяки, дела житейские.
|
Заходит Ваня в шалаш. Сидит там мужик в трениках из кружки жестяной чем-то хлюпает.
| – | Здорово, земляк, а Атлант когда будет, не подскажешь? |
| – | Подскажу, нешто не помочь землянину. А какой тебе атлант нужОн? |
| – | Да мне… А их сколько? Я думал Атлант один. |
| – | Это марка холодильника одна, а атлантов много. Здесь пять обитается. Посменно небо держим. |
| – | Держим? Ты тоже что ли атлант? – не сдержав ухмылки съязвил Праневич. |
| – | Петрович, – протянул неопрятную руку мужик, – А ты, стало быть, Праневич? |
| – | Петрович? Это имя такое? – от удивления Иван про учтивость забыл. |
| – | Прозвище. ПсевдОним. Имен-то у меня много будет, да все ненастоящие. Хранителям Хаоса как имя дать? Все невпопад получаются. |
| – | То есть ты отвечаешь… за Хаос? |
| – | Мы все, за хаос отвечаем, все атланты в разной степени. Но я за хаос хаоса отвечаю, Юра за космос отвечает, Вещий Олег – за кайрос (так-то у него фамилия Лукьянов, но ты его не знаешь. Герб евонный – серебряный конь ветра на зеленом фоне. Удача, стало быть). Зигмунд за Эрос отвечает. Ну а Серый за Танатос. |
Иван оборотился было с немым вопросом к Волку…
| – | Я не Серый, а Светлый, - поспешил напомнить Божественная Тень. |
| – | Да не, – незлобиво хохотнул мужчинка, - наш не шестимерный, он атлант, Сёреном зовут. Да больно уж неблагозвучно как-то. Вот и зовем его Серым. Сёрен Хер-какой-с-гор. Немец, стало быть. |
| – | Датчанин, - поправил Волк. |
| – | Во-во, все по дачам больше прохлаждается, вечно вместо него дежурить приходится. |
| – | А вы… ты… значит, небо держишь «на каменных руках»? |
| – | Ты из КСПшников будешь что ли? «Качнется купол неба»… По-твоему, мы хрустальный свод держим что ли? Мальчик неграмотный? – в сторону Волка задал вопрос Петрович. |
| – | Да придуривается больше, - также вполголоса отреагировал Волк. |
| – | «Небо» здесь не газовая сфера, а атмосфера свободы, - продолжил Петрович, - Титаны вносили в мир элементы хаоса, без которых мир бы стал тотально упорядоченным, и умер бы в холодных тисках энтропии. Титанов было много, из рода Атлантов пятеро: Хаос, Космос, Кайрос, Эрос и Танатос. Мы обеспечиваем нужный миру хаос, создаем инициативу жизни, так сказать. Без нас холодный порядок Космоса убил бы все живое, превратил бы в кристалл льда – красиво, но до смерти скучно. |
| – | Не понял, но второй же атлант, вроде Космос? «Космос» значит «порядок». |
| – | Да нет. Это другой космос. Это мир мечты, идеала. Люди так любят мечтать об идеале, о порядке, чтоб, дескать, правильно все было, справедливо. Не понимают, глупые, что смерть это. Космос – он там, в саду Гесперид. Там люди не живут – на лету мерзнут и падают к подножью золотых дерев. Только мы – титаны хаоса, можем беспрепятственно войти туда, поскольку плоть от плоти хаосовы дети. Юра Гагарин – он воплощает мечту о космосе, сидит такой вместо того, чтобы чемоданы делать – на небо смотрит. Дон Кихот, мечтатель. |
| – | Ну а Эрос, стало быть Зигмунд? Уж не Фрейд ли? |
| – | Фрейд, конечно. Как не Фрейд? Бессознательное источает. Хаос там, я скажу, отменный. Черт ногу сломит. Сон про сон не сон про не сон. |
| – | Ладно… Все это очень интересно, но… Когда за яблоком пойдем? |
| – | Куда пойдем? |
| – | За яблоком. |
| – | А, за яблоком. Да вон, в холодильнике лежит. Иди, бери. |
| – | Что? Так просто? |
| – | А почему это должно быть сложно? |
| – | Ну… Это вроде испытание, задача. Послушай, ну если это так просто, почему Арьевна не послала ну там слуг каких-нибудь? Или сама не пошла? |
| – | Царевны не могут соприкасаться с хаосом – они же править должны. И слуги ее не могут, они же подчиняться должны. Только вольный стрелок, свободный художник. Ему хаос не навредит. А без хаоса – не выдержать абсоЛЮТОГО холода. Он будет как расходный материал течь, обволакивая антоново яблоко, чтобы оно не умертвило все вокруг. Только сила пяти атлантов сдерживает мертвящий порядок яблок Гесперид. Ты видишь холодильник «Атлант», но это только вершина айсберга, уходящего корнями к основам Вселенной. В точности никто не знает, когда это все возникло и как устроено. От одного поколения атлантов другому передается это знание. Но нас всегда пять. Весь холод мировой сосредоточен в этой глыбе постоянства. И бытовал среди титанов миф, что дескать жить на этом сверкающем кристалле из замерзшего аммиака – забот не знать. Благословенная Аркадия. Не одна экспедиция Титаников (титанических кораблей) отправлялась на поиски этого плавучего Леденца. Да только ни один Титаник не вернулся. Все погибли, все без Оскара остались. |
...
| – | Здравствуй, Царевна Арьевна. |
| – | Здравствуй, Иван-праневич. |
| – | Выполнил я твой наказ, принес яблоко холодильное. |
| – | Спасибо Праневич. Передай его контрактникам. Слугам-то своим не могу я его передать. Ну, знаешь, наверное, тебе атланты сказывали. |
| – | Знаю, Арьевна, знаю. |
| – | Спасибо тебе за службу. Подпиши накладную и ступай себе восвояси, отдыхай. А завтра приходи за последним спытанием. |
| – | Ладно, Царевна. И правда, пойду. Устал сильно. |
| – | Иди… |
| – | А можно вопрос задать? |
| – | Вопрос? Ну... Можно, наверное. Мне, вообще-то не часто вопросы задают, все больше сама спрашиваю. Но трудно получить ответ правдивый. Ой, труднооо... Все пытаются угадать мои желания, хотят сказать, что и так хочу услышать. Такова нелегкая работа у правителей Царства Трех Измерений Девяти Знамений – никто правду-то не говорит. Сидишь тут как дура набитая, все гадаешь, кто хоть крупицу правды сказал. |
| – | Арьевна, чудны речи твои. А как же жить без правды-то? Нешто возможно? |
| – | Трудно, Иванушка, трудно. Но что делать? Если бы не чутье мое наследное от махамамы моей светлой, то, наверное, вообще тупицей прослыла бы. |
| – | Да… |
| – | Да… |
| – | Да… |
| – | Да… |
| – | А вопрос-то какой хотел задать? |
| – | А, вопрос. Ну, хотел спросить, зачем тебе яблоки холодильные? Нешто красоту свою ненаглядную хранить желаешь веки вечные? |
| – | Да ну, брось. Дохлый номер. Красота-то вечная, что неволя безвременная. Разве ж жизнь это? В гробу-то хрустальном? Нет. Мы яблоки в погреба кладем, чтобы продукты не портились. Но истекает со временем их сила холодильная. Вот новые-то и приходится вдругорядь подкладывать… |
| – | А ты правду, значит, любишь? – продолжила Арьевна. |
| – | Люблю. Да не то, что люблю, а только как без правды? Я без правды не могу. НемОта нападает. |
| – | Ну-ну, ну-ну… |
Задание третье. Спытанье правдой.
И молвила Царевна Арьевна свой суровый приговор: «Повелеваю тебе, Иван Праневич, завтра сказывать сказку. Но таким Макарой (крокодилом, то бишь, хоботным), чтобы ни слова правды не слетело с уст твоих, паря».
Опечалился, Иван Праневич, ниже плеч голову повесил.
| – | Что Иван Праневич не весел, ниже пояса голову повесил? |
| – | Как же мне не печалиться, Серый Волк? (шестимерного привычно от такого обращенья передернуло. Он предпочитал именоваться Ваша Светлость.) Задала мне Арьевна задачу горше горького, тяжьче тяжкого. Проведала, видать, Мудра, что не вмочь мне лгать и лжесвидетельствовать. Приказала завтра сказку сказывать, да так, чтобы ни слова правды с уст моих не слетывало. Видно, судьба моя такая, головы лишиться в третий дён. |
| – | Не печалься, Иван-праневич, лучше спать ложись – утро вечера мудренее, – ухмыльнулась серая ипостась мохнатого. |
Лег Иван, не сидеть же целу ночь, как лунь. Лег и захрапел, да так, что на один вдох 12 выдохов приходилося.
Ухмыльнулись светотеневые ипостаси волчьи, переглянулись, без слов поняв друг друга. А и то, чай уши-то общие у их, чё в кошки-мышки-то играть?
Чуть утро встретило прохладой, проснулся Иван Праневич, стал на казнь верную сбираться. Волка-то и не видать нигде, видать сбегла скотина. Ан нет, вот он, как ни в чем небывало, сидит, добрым утром прикрывается (поэтому и заметил его Иван в неверных лучах восходящего солнца).
| – | Слушай меня, Иван, да делай все так, как я скажу, иначе не сносить тебе головы буйной. |
| – | Да и то, воля твоя, Ваша Светлость, когда я тебя не слушал? Сколько раз ты выручал меня от напастей неминучих. |
| – | Хорошо ли спал, Праневич? – издалека зашел мохнатый. |
| – | Да ты шутить, наверное, надо мной вздумал, при чем тут сон мой, неизбывный? |
| – | А притом, Праневич, что храпел ты так, что я уснуть никак не мог. С моим-то чутким ухом! |
| – | Ой, ну прости меня, Светлейший, не специально я. Так уж получается… |
| – | Да ты не извиняйся, я ведь не для этого спрашиваю. А для того, что понимаешь ли ты, что на один вдох 12 выдохов делал? |
| – | На один вдох… сколько, говоришь, выдохов… Ой не морочь мне голову, мохнатый, говори толком, куда мысль клонишь? |
| – | А туда, сердешный, клоню, что придется тебе перед Арьевной Мудрой все наоборот сделать. Говорить не на выдохе, а на вдохе. И говори на вдохе столько правды, сколько в твою праную голову влезет. Не слетит с твоих уст ни слова правды – вся внутрь всосется. Так ты и природе своей, праной, не изменишь, и наказ Мудры выполнишь. |
| – | Серый (волк опять невольно передернулся), дай же я обниму тебя, дружище! Нет, ну ты голова так голова! Маг парадокса! |
С идиотским смехом кинулся Пhаневич к волку обниматься, тот еле успел отскочить, повернувшись к нему в половину темного измерения. Не терпел шестимерный этого, не выносил этого трехмерного слюнтяйства. Долго потом приходится эфирных слизней одномерных из светоносной шерсти темноматерными клыками выцарапывать.
...
Спозаранку – за баранку. Ваня наш не есть, не дышит, репетирует на крыше. Уши птичьи зело мучит, речь для TedEx рьяно учит. Речь для TedEx – лучше всех, чтоб иметь у всех успех.
| – | Твое Святейшество, послушай, что я придумал… |
| – | Сиятельство. |
| – | Сиятельство? А какая разница? |
| – | Ну сам я не свечусь, только отражаю несказанный свет. |
| – | А… Ну да. Твое Сиятельство, послушай, а что, если начать так? |
«Все говорят нет правды на земле, но нет ее и выше…»? А может «Справедливость свершается на уровне, недоступном для правосудия…». У меня есть еще вариант, запасной: «О вы, надменные потомки, известной подлостью прославленных отцов…». Хорошо?
| – | Как-то высокопарно. Она же царевна, устала, поди, от всех этих штилей и шлаптов? Скажи просто «Дура, Дура ты Арьевна, грешная, тебе правду-то никто не скажет, так хоть меня горемычного послушай…» |
| – | Ой нееет… Ну гадко как-то? Слушай, а может ну ее, эту Арьевну? Ну правда, ну надоела хуже пареной репы. То ей не то, это – не это! Воротит свой лисий нос куда ни попадя. Давай, я лучше про тебя стих прочитаю, вчера написал: |
С чем этот нос сравнить,
если не с ангельским крылом?
С чем этот глаз сравнить,
если не с головой синицы?
С чем эту кисть руки,
если не с тростниковым льдом?
Стопу,
если не со свистом оперенья птицы.
Ходячий маленький соблазн,
Прозрачной кожи искушенье,
Хранитель скуки, витязь лба,
Маг парадокса, сна волшебник.
Как цвет пергаментов непрочных
Падёт твой тихий свет на всех
На нас, неявных, нас неточных,
Нас приблизительных как смех.
Приди ж, убийца, льдом заточным
Вспороть мечты застойный ил,
И сам умри, пав в средоточье
Своих же невъебенных сил!
| – | Гомосятина какая-то… |
| – | Почему гомосятина… |
| – | Ты не подумай, Вань, чего, мне-то все равно. Ты со мной как с мужиком, а я – того – существо стихийное, игра света и тени. Нам эти все спринцевания не требуются. |
| – | Ну вот зачем ты сразу? Я что, не могу просто выразить свое восхищение другом? Без всяких этих… экивоков? |
| – | Можешь, конечно. Ты не принимай все так близко к сердцу. Ну подсказал мне мой ИИ такое слово. Не велика важность. Просто вот это все «Пердишь, убийца!» – несерьезно все это как-то… |
| – | Чт… чт…, - задохнулся от собственной праны Иван, не нашла она нужного отверстия, – Ты вот что, Слизняк Бельмоглазый… |
Брови Волка поползли вверх, обнажая руины подсознания в сполохах грядущего апокалипсиса…
| – | Ладно, Сиятельство, не кипятись, – смягчился царевич. – Но ты, пойми, я от чистого сердца, а ты.. |
| – | Пришел поручик Ржевский, и все опошлил. Да, Вань, не прав я, признаю. На самом деле мне даже приятно, что хоть кто-то, так сказать, по достоинству оценил… |
...
Отменила Арьевна кастинг, говорит «надоело все, пойду-ка лесом…» И укатила с Серым Волком в турне по измерениям.
А Праневич-то наш чё? Да ничё! Ему все хорошо, все в кайф, сидит себе и в ус не дует. Вот ненавижу таких людей, поубивал бы.
КОНЕЦ
Скачать pdf-файл "Уткин. Сказка о..."
